Ранее было отмечено, что действие направлено на достижение определенной цели. Теперь следует ответить на вопрос: откуда берутся цели. Иначе говоря, что заставляет человека ставить перед собой цели и действовать ради их достижения?
В отечественной психологии ответ на этот вопрос связан с категориями потребности и мотива.
Говоря о потребности вообще, в особенности говоря об органических потребностях, обычно имеют в виду «состояния объективной нужды организма в чем-то, что лежит вне него и составляет необходимое условие его нормального функционирования» (Ю.Б.Гиппенрейтер, «Введение в общую психологию»). Потребность представляет собой такую сущностную силу любого живого организма, которая обеспечивает его связь с окружающей (социальной и природной) средой для самосохранения и развития. Именно потребность является источником всех форм активности живых организмов. Поэтому потребности служат одновременно и объяснительным принципом целенаправленной деятельности человека. В этой связи до сих пор не потерял своей актуальности (и не потеряет никогда) тезис о том, что «никто не может сделать что-нибудь, не делая этого вместе с тем ради какой-нибудь из своих потребностей и ради органа этой потребности».
Каким же образом связаны между собой потребность и деятельность? Отвечая на этот вопрос, нужно сказать, что потребность представляет необходимую предпосылку всякой деятельности. Однако потребность сама по себе, так сказать, абстрактная потребность, не может придать деятельности конкретную направленность. Допустим, у человека имеется потребность в эстетическом переживании, конкретнее: в живописи. Однако на основании этого не представляется возможным судить о том, какие действия он предпримет ради удовлетворения этой потребности. Он может пойти на выставку в художественную галерею, может наблюдать за работой уличного живописца или читать книгу о жизни знаменитого мастера далекой эпохи. Возможно, что человек сам возьмется за кисть. В то же время, если предмет потребности не открывается человеку ни в его сознании, ни непосредственно в предметном мире, то деятельность, которая отвечала бы удовлетворению данной потребности, попросту невозможна. «То, что является единственным побудителем направленной деятельности, есть не сама по себе потребность, а предмет, отвечающий данной потребности» (А.Н.Леонтьев, статья «Потребности, мотивы, эмоции »).
Развивая эту мысль, Ю.Б.Гиппенрейтер подчеркивает, что потребность проходит в своем динамическом развитии два этапа. На первом из них потребность выступает лишь в качестве некоего неопределенного побудителя, заставляющего субъекта испытывать состояние диффузного напряжения, в результате чего субъект проявляет поисковую активность, начинает перебирать самый широкий спектр предметов. В какой-то момент этого «драйва» (диффузной поисковой активности) наступает встреча потребности с тем предметом, который может ее удовлетворить. В этот момент (момент опредмечивания потребности) начинается второй этап в ее развитии. С этого времени потребность получает свою конкретизацию, т.е. происходит рождение мотива. Поэтому мотив определяется как предмет потребности или как опредмеченная потребность. При этом процессу опредмечивания потребности, т.е. трансформации ее в мотив, свойственны две особенности, а именно:
- изначально (потенциально) потребность может быть удовлетворена довольно широким рядом предметов;
- потребность очень быстро фиксируется на первом же удовлетворившем ее предмете.
На этот счет Ю. Б. Гиппенрейтер приводит блестящий пример, говоря о том, что «родители часто и справедливо озабочены тем, какой товарищ окажется у их сына, а родители девушки – какой молодой человек ей впервые понравится». «Они интуитивно знают, – подчеркивает Ю.Б.Гиппенрейтер – что потом повлиять на выбор своих детей будет поздно, и это происходит именно из-за быстрой фиксации потребностей». Механизм фиксации потребности на своем предмете (при этом под предметом имеется в виду не только какая-либо вещь, но и конкретные способы манипуляции с вещью, а также какие-либо идеальные представления, например такие, как «справедливость» или «зло») близок к механизму импринтинга (запечатления) у животных. Очень часто этот механизм обусловливает прочную фиксацию субъекта на криминальных, с точки зрения права, и девиантных (отклоняющихся), с точки зрения психиатрии, формах поведения. По-видимому, именно это объясняет высочайший процент рецидивов криминальных деяний одной и той же направленности у лиц, освободившихся из мест лишения свободы.
Итак, мотив (опредмеченная потребность) есть то, ради чего (зачем) субъект совершает действие. Как правило, имеется целое «семейство», или «дерево», действий, которые направлены на реализацию определенного мотива, или, говоря иначе, группируются возле одного главного предмета. Так вот, именно «эта совокупность действий, которые вызываются одним мотивом, и называется деятельностью, а конкретнее, особенной деятельностью или особенным видом деятельности» (Ю.Б.Гиппенрейтер, «Введение в общую психологию»).
Так, если ученик старших классов провожает по дороге в школу и обратно свою одноклассницу, выполняет за нее домашние задания, защищает ее от местных хулиганов и в тайне от всех посвящает ей стихи, то само собой разумеется, что все эти действия являются компонентами деятельности, которую условно можно было бы назвать «инфантильно-любовной». Или, например, если подросток все свое свободное время посвящает изучению физики, математики, аэродинамики, а также истории авиации, конструированию авиамоделей, посещению авиамузеев и авиа-шоу, то совершенно очевидно, что все эти действия, группируясь вокруг единого предмета, составляют другой вид деятельности, имеющей уже познавательную направленность.
В общественном бытии человека можно выделить много особенных видов деятельности. Например, традиционно говорят об учебной деятельности, профессиональной (трудовой) деятельности, игровой деятельности или даже о преступной деятельности.
В следственной и судебной практике много внимания уделяется психологическому анализу преступной деятельности, т.е. определению ее мотивов (корыстных, хулиганских, самообороны, мести и т. д.), с тем, чтобы можно было установить, к какому виду относится то или иное правонарушение. Большое значение психологического анализа мотивов преступной деятельности Ю.В.Чуфаровский иллюстрирует на следующем примере:
«Некто Ильинский В.А., обвиняемый в совершении убийства из хулиганских побуждений, показал, что убил гр-на Евреинова И.Н. не из хулиганских побуждений, а по мотивам самообороны, потому что Евреиновым И.Н. было якобы совершено на него нападение. Версия Ильинского В.А. в ходе дознания, следствия и суда была опровергнута. При этом был применен метод рассмотрения противоправных действий обвиняемого «в их единстве», т.е. в структуре его общей деятельности.
Оказалось, что в день убийства Ильинский, находясь в служебной командировке и имея при себе пистолет, неоднократно из хулиганских побуждений угрожал им гражданам. В вестибюле кафе «Европа» около 15.00 он оскорбил работника кафе Астахову Т.Н., демонстративно вынул пистолет и угрожал ей. Познакомившись с гражданами Ведеевым Ф.И. и Фещенко П.Г., около 17.00 часов Ильинский распил с ними 3 бутылки вина. Затем достал заряженный пистолет и, направив его на Ведеева и Фещенко, заявил: «Ну, что! Сделать вам что-нибудь?» Испугавшись угроз, последние убежали от него. Около 21.00 Ильинский зашел в буфет гостиницы «Медведь», где продолжил распитие спиртных напитков. По предложению сотрудников гостиницы гр-н Замазкин В.В. вывел его на улицу, чтобы проводить домой. По пути они зашли в спортивный тир «Динамо», где Ильинский вновь вынул пистолет и направил его в сторону мишеней. Однако работнику тира и Замазкину удалось предотвратить стрельбу из боевого оружия. По их требованию Ильинский убрал пистолет и ушел из тира.
Зайдя в вестибюль ресторана «Ярославль», Ильинский поссорился там с не установленным гражданином. При этом он пытался достать пистолет и заявлял: «Я ему сейчас покажу, салаге», – однако Замазкин увел его из ресторана. На улице Ильинский вновь достал пистолет и пытался произвести стрельбу по уличным фонарям. Замазкину и в этом случае удалось уговорить Ильинского и предотвратить стрельбу, после чего он оставил последнего и ушел в гостиницу. Через несколько минут Ильинский встретил шедшую по улице г-ку Успенскую и пошел вместе с ней. Когда Успенская потребовала, чтобы Ильинский оставил ее, последний вынул пистолет и стал держать его в руках. Испугавшись, Успенская убежала от Ильинского.
Продолжая свои хулиганские действия, в 23.20 Ильинский подошел к направляющемуся домой гр-ну Евреинову И.Н., достал из кармана заряженный пистолет и направил его на него. Увидев это, Евреинов пытался защищаться и схватил Ильинского за предплечье правой руки. В это время последний нажал на спусковой крючок и произвел выстрел в лицо Евреинову, отчего тот скончался на месте происшествия. Рассматривая семь эпизодов описанных действий Ильинского, дознание и следствие, а затем и суд обоснованно пришли к выводу о совершении им убийства из хулиганских побуждений».
Ю.В.Чуфаровский особенно подчеркивает, что непрофессиональный психологический анализ мотива (в более узком случае – целей действий) деятельности может приводить к ошибкам в следственной практике. Тем более это касается работы специалиста-полиграфолога, который просто обязан анализировать мотивационно-целевые аспекты, которые могли бы побудить субъекта к совершению преступного действия.
Предостерегая от недооценки деятельностного подхода при анализе состава преступления, Ю.В.Чуфаровский приводит конкретный и показательный пример такой ошибки:
«… Абросимов за умышленное причинение тяжкого телесного повреждения, повлекшего смерть гр-на Лапикова, был осужден к 5 годам лишения свободы. По протесту прокурора судом второй инстанции приговор в отношении Абросимова был отменен за мягкостью наказания. При новом судебном разбирательстве было установлено, что Абросимов применил перочинный нож для отражения нападения, т.е. действовал в состоянии необходимой обороны, ввиду чего суд оправдал его. Кассационной инстанцией оправдательный приговор оставлен в силе». Причина ошибки, отмечает Ю.В.Чуфаровский, заключается в том, что «органами дознания и следствия, а затем и судом, был нарушен вышеуказанный принцип психологического анализа преступного поведения, ввиду чего разные по своему характеру (своей цели) действия Абросимова в фойе кинотеатра и при нанесении ранения Лапикову рассматривались как единая деятельность, что нашло свое отражение в обвинительном заключении и приговоре. Фактически же действия Абросимова представляли два достаточно самостоятельных эпизода [и преследовали разные цели]. Первый эпизод произошел в фойе кинотеатра, когда между Абросимовым и Ивановым возникла ссора из-за знакомой им девушки, во время которой Абросимов рукой ударил Иванова по лицу. Второй эпизод произошел спустя некоторое время, когда Иванов, с целью мести Абросимову, подговорил своих друзей избить последнего. Вызвав Абросимова из кино, он предложил ему «поговорить» за углом дома, где на Абросимова напали Лапиков, Филизнов и Новиков, стали его избивать, повалили на землю, пинали ногами, и не давали возможности подняться с земли. В этих условиях, опасаясь за свою жизнь [мотив], Абросимов вынул из кармана имевшийся у него перочинный нож, которым стал наносить удары избивавшим его лицам, в результате чего ранил Лапикова, который впоследствии скончался». Ю.В.Чуфаровский подчеркивает, что «четкий психологический анализ, проведенный при вторичном судебном разбирательстве, помог выявить смысловую [целевую] самостоятельность каждого из эпизодов-действий Абросимова, и на этом основании вскрыть подлинные мотивы его поведения и психического отношения к содеянному».
Далее, деятельностная концепция отмечает, что за одними и теми же действиями могут стоять разные мотивы. Так, например, кража денег может быть совершена из сугубо корыстных побуждений (для удовлетворения потребности в наслаждениях, наркотиках, из-за стремления к роскоши и комфорту). Та же самая кража может быть совершена из мести. Бывает и так, хотя это и является скорее исключением из правил, что кража мотивирована квазиальтруистическим мотивом, скажем, желанием собрать деньги на дорогостоящую операцию для бедного, но очень достойного человека. Вообще, говоря о деятельности определенного человека, следует помнить о том, что она, как правило, является полимотивированной. Любому хорошо известно, что успешная трудовая деятельность обычного среднестатистического человека практически никогда не направляется одним лишь мотивом «достижения хорошего результата». Человек стремится при этом удовлетворить и другие мотивы, например, достичь известности или славы (мотив социального признания) или руководствуется также и материальными соображениями и т.д.
Однако из всей совокупности мотивов той или иной деятельности почти всегда можно вычленить главный, определяющий мотив. Такой системообразующий мотив получил название ведущего мотива. Остальные второстепенные побудители конкретной деятельности получили наименование мотивов-стимулов. Эти мотивы не инициируют данную деятельность сами по себе, а всего лишь дополнительно стимулируют выполнение действий в рамках этой деятельности.
Если цели действий осознаются всегда, то мотивы можно разделить на осознаваемые и неосознаваемые. Класс неосознаваемых мотивов является более широким. Яркий художественный пример того, как истинные мотивы могут жестко вести деятельность человека в определенном направлении и в то же время лежать вне сферы его сознания, имеется в хорошо всем известном фильме А.Тарковского «Сталкер». В одном из эпизодов фильма присутствует рассказ о том, как один из «специалистов» по загадочной аномальной зоне с риском для жизни раз за разом проникает в самый ее центр, в заветную комнату, которая может выполнить любое желание человека. Дело в том, что этот «специалист» когда-то оказался повинен в смерти своего брата на территории аномальной зоны. И вот, оказавшись в заветной комнате, он всегда просит зону вернуть ему брата, воскресить его. В ответ зона честно выполняет его желание, и каждый раз дает ему… золото.
Работа по осознанию собственных мотивов поведения является, по сути дела, самостоятельным видом деятельности и требует от человека зрелости, житейского опыта и высокого интеллектуального уровня.
Неосознаваемые мотивы деятельности (впрочем, как и осознаваемые мотивы) все же представлены в человеческом сознании, и представлены они в двух специфических формах, а именно: в качестве эмоций и личностных смыслов.